Пенелопа повернулась к сестре:
– Дело не в музыке, Фелисити.
И тут с леди Данбери случилась престранная вещь. Ее лицо изменилось самым невероятным образом. Глаза приобрели мечтательное выражение, рот, обычно искривленный иронической усмешкой, смягчился.
– Я сама была такой девушкой, мисс Федерингтон, – сказала она так тихо, что Элоиза и Фелисити подались в ее сторону. Элоиза с учтивым «Прошу прощения?», Фелисити с куда менее вежливым «Что?».
Но леди Данбери смотрела только на Пенелопу.
– Вот почему я прихожу сюда каждый год, – закончила она. – Как и вы.
На мгновение Пенелопа ощутила странную связь со старой дамой. Что было чистым безумием, поскольку их не объединяло ничего, кроме пола, – ни возраст, ни общественное положение. И все же леди Данбери как будто выбрала ее – почему и чачем, Пенелопа не. представляла. Но похоже, графиня твердо вознамерилась разжечь огонь под ее упорядоченной и довольно скучной жизнью.
И Пенелопа не могла отделаться от ощущения, что ей это удастся.
«Разве не приятно обнаружить, что мы не совсем то, чем кажемся?» Слова, сказанные леди Данбери накануне вечером, все еще звучали в ее ушах. Почти как заклинание.
Или вызов.
– Знаете, что я думаю, мисс Федерингтон? – осведомилась леди Данбери с обманчивым добродушием.
– Не имею ни малейшего представления, – честно призналась Пенелопа.
– Я думаю, что вы вполне можете быть леди Уистлдаун.
Фелисити и Элоиза ахнули.
Губы Пенелопы удивленно приоткрылись. Никогда прежде ее не подозревали ни в чем подобном. Это было невероятно… немыслимо…
И, признаться, довольно лестно.
Губы Пенелопы сложились в плутоватую улыбку, словно она собиралась сообщить что-то чрезвычайно важное.
Фелисити. и Элоиза придвинулись ближе.
– А знаете, что думаю я, леди Данбери? – осведомилась Пенелопа приятным тоном.
– Хм, – отозвалась та с коварным блеском в глазах. – Я могла бы сказать, что мне не терпится это услышать, но вы уже однажды сказали мне, что, с вашей точки зрения, леди Уистлдаун – это я.
– А это так?
Леди Данбери надменно улыбнулась:
– Возможно.
Фелисити и Элоиза снова ахнули, на этот раз громче.
Желудок Пенелопы совершил пируэт.
– Так вы признаете это? – прошептала Элоиза.
– Разумеется, я ничего не признаю. – Леди Данбери выпрямила спину и стукнула тростью по полу с такой силой, что все четыре музыкантши прекратили свои упражнения. – Даже будь это правдой – а я не говорю, что это правда, – по-вашему, я настолько глупа, чтобы признаться?
– Тогда почему вы сказали…
– Да потому, глупышка, что я пытаюсь довести до вашего сведения одну вещь.
Графиня надолго замолчала, так что Пенелопе пришлось спросить:
– Какую?
Леди Данбери окинула их всех разочарованным взглядом.
– Леди Уистлдаун может быть кем угодно, – воскликнула она, стукнув тростью по полу с удвоенной силой. – Любой из нас.
– Кроме меня, – возразила Фелисити. – Я совершенно уверена, что это не я.
Леди Данбери даже не удостоила ее взглядом.
– Если позволите, я вам кое-что расскажу, – сказала она.
– Как будто вас можно остановить, – произнесла Пенелопа таким любезным тоном, что это могло сойти за комплимент. Собственно, так оно и было. Она восхищалась леди Данбери, как восхищалась бы каждым, кто имел смелость говорить то, что думает, на публике.
Леди Данбери хмыкнула.
– Вы совсем не такая тихоня, какой кажетесь на первый взгляд, Пенелопа Федерингтон.
– Еще бы, – ухмыльнулась Фелисити. – Вы не поверите, на какие жестокие шутки она способна. Когда мы были маленькими…
Пенелопа ткнула ее локтем в бок.
– Видите? – возмутилась Фелисити.
– Так вот, я хотела сказать, – продолжила леди Данбери, – что свет делает все неправильно, пытаясь ответить на мой вызов.
– В таком случае что вы предлагаете? – поинтересовалась Элоиза.
Леди Данбери небрежно махнула рукой.
– Вначале я должна объяснить, что делается неправильно, – заявила она. – Все ищут леди Уистлдаун среди наиболее подходящих персон. Таких, например, как ваша мать, Порция Федерингтон.
– Наша мать? – дружно ахнули Пенелопа и Фелисити.
– О, ради Бога, – фыркнула леди Данбери. – Свет не видывал большей сплетницы, чем ваша матушка. Она одна из тех, на кого подумают в первую очередь.
Пенелопа молчала, не представляя, что ответить на подобное утверждение. Ее мать обожала сплетни, но вообразить ее в роли леди Уистлдаун было слишком сложно.
– Вот почему, – продолжила леди Данбери с глубокомысленным видом, – мы должны исключить ее из числа подозреваемых.
– И также потому, – заметила Пенелопа не без сарказма, – что мы с Фелисити можем поручиться, что это не она.
– Фи! Будь ваша мать леди Уистлдаун, она сумела бы скрыть этот факт от вас.
– Наша мать? – усомнилась Фелисити. – Вряд ли.
– Я пытаюсь сказать, – проскрежетала леди Данбери, – несмотря на то, что меня постоянно перебивают…
Пенелопе показалось, что она услышала, как Элоиза фыркнула.
– …что, будь леди Уистлдаун кем-то, кого легко заподозрить, ее давно бы вывели на чистую воду, не так ли?
Последовало сосредоточенное молчание, затем все трое, осознав, что от них ждут ответа, энергично кивнули.
– А значит, это кто-то, кого никто не подозревает, – подытожила леди Данбери. – Иначе быть не может.
Пенелопа обнаружила, что снова кивает. В словах леди Данбери присутствовала логика, хотя и довольно своеобразная.
– Вот почему, – торжествующе заявила старая дама, – я не являюсь подходящей кандидатурой на эту роль!